ЯКУТИЯ. Нерюнгринский район. 7 июля 2023 г. – ULUS.MEDIA.
Каждый родитель знает щемящее чувство тревоги и бессилия, когда любимое чадо задерживается где-то на час или два. Каждый взрослый знает страх за престарелых отца или мать, когда те долго не возвращаются из магазина. Что-то случилось? Потерялись? Случилось непоправимое?
На протяжении десяти лет поисковый отряд под руководством Олега Попова приходит на помощь и ищет пропавших людей, не считаясь с собственным временем. Мы встретились с Олегом буквально через несколько дней, после того как поисковики отметили свой десятилетний юбилей.
— Олег, расскажите, как Вы пришли к идее создания поискового отряда в нашем городе.
— В том далеком 2013 году на всю страну прогремела история синских девочек. Помните? Пропавших в июне четырехлетних Алину Иванову и Аяну Винокурову ищут по сей день, но безуспешно. Тогда меня очень потрясла эта история, и я впервые задумался о том, что у нас в городе нет людей, которые могли бы заниматься поиском пропавших. Тем более у меня в то время была маленькая дочка, и, конечно, я переживал за нее.
В Нерюнгринском УВД мне сказали, что поисковиков в районе нет, а мне очень хотелось хоть чем-то помочь. Создал в Одноклассниках страницу «Найди меня», пригласил туда людей.
— Вы помните свой первый поиск?
— Это было лето 2013 года. Из УВД поступил звонок, что пропал трехлетний мальчишка в районе бывших общаг на Ленина, 6/1. Сразу подключили и соцсети, создали ориентировки. Нашелся мальчик часа через четыре. Это была большая радость. Появилось вдохновение, что мы можем помочь людям.
— Команда подобралась сразу?
— Нет. В основном, это были люди из ближайшего окружения. Не было четкого понятия, как их организовать, с чего начинать. Просто было большое желание помочь.
— Когда сформировалось представление о том, как должен осуществляться поиск?
— На дворе был уже 2015 год. В Чульмане пропал четырехлетний мальчишка. Мы искали его четыре дня, прошерстили всю округу. А он, как выяснилось, задохнулся в холодильнике неподалеку от своего дома. Тогда пришло осознание того, как важно вовремя начинать поиски. Стало ясно, что искать нужно осознанно, искать нужно правильно. Оглядываясь сейчас назад, понимаю, что по-другому бы действовал. Может быть, это ничего бы не изменило, но тем не менее… (умолкает и отводит взгляд куда-то вдаль – прим. авт.). Это было очень тяжело.
— Поисковую деятельность не бросили?
— Конечно, нет. Помогал искать бегунков, которые ушли из дома. Зачастую искал сам, не привлекая людей. Тогда отношение было совсем другое: мол, погуляет – и вернется домой. А сегодня ситуация изменилась. Изменились и сами дети.
— Стали больше хулиганить?
— Наше поколение было иным. Мы живо стремились познавать мир, были активными. Мы знали, что костер горячий не потому, что обожглись однажды, а просто потому, что знали это. Сегодня же есть дети, которые не знают адресов в собственном городе. А ведь у нас не Москва. Разве это нормально? Дети живут в своих кварталах, а стоит пересечь улицу – все, потерялись. Пресловутые гаджеты на это тоже влияют. Сейчас у нас есть проект «Уроки безопасности», на котором мы детей учим ориентироваться в своем городе, рисовать карты, знать расположение домов, улиц, объектов.
— Олег, вернемся к поисковой деятельности. Как долго ведутся поиски?
— Как правило, ребенок находится в течение суток. 85% успеха – это инфопоиск. Например, ищем подростка. На улице стоит толпа его ровесников. Подходим, показываем ориентировку, а выясняется, что это их одноклассник. Соответственно, те начинают обзванивать своих общих друзей, и пропавший находится. Особенно важно знать, откуда начинать поиски. Пропал из дома – ищем от дома. Пропал из школы – ищем от школы. Самостоятельно на поиски мы не выходим. Сразу говорим родным, чтобы незамедлительно писали заявление в полицию. В противном случае наши действия могут быть расценены как самоуправство.
— Не могу не вспомнить историю Людмилы Литвинцевой, пропавшей в День шахтера в 2017 году. Вы ведь тоже принимали участие в поисках?
— Конечно, активная фаза поисков продолжалась почти полтора месяца. В поисках участвовали около 400 человек. Однако никаких итогов нет и по сей день.
— А были в истории отряда какие-то курьезные случаи?
— Случаи бывают разные. О курьезных вспомнить не могу сейчас. Но был случай, например, когда к нам за помощью обратилась девушка, у которой якобы пропала подруга. А та подруга загуляла, и боялась возвращаться к мужу. Как говорится, Слава Богу, что обошлось. Но ведь в тот момент кому-то реально могла понадобиться помощь.
— Когда поисковая деятельность начала выходить на профессиональный уровень?
— В 2018 году я пришел в Россоюзспас, вступил в ряды, прошел обучение. Но вскоре понял, что это не то, чем я хотел бы заниматься. У Россоюзспаса несколько другая направленность. Он ориентирован именно на спасение людей, к примеру, во время ДТП. Мне же хотелось заниматься поиском. В том же году мне позвонили из Национального Центра помощи пропавшим и пострадавшим детям, предложили сотрудничество. Меня пригласили на обучение в Хабаровск, нашими инструкторами выступали ребята из Российского университета спецназа. Представляешь, какой уровень? После курсов был учебный поиск. Тогда я понял, что все, что знал до этого, все не то, и увидел как правильно должны быть организованы поиски. Это была мощнейшая прокачка.
Методов поиска огромное множество, и выбор зависит от возраста потерявшегося, от состояния его здоровья, от погоды и условий поиска. Нюансов великое множество. Поиск должен быть правильным и организованным. Тогда и будет результат. Нет смысла, когда толпа просто ходит по лесу и ищет человека. Когда есть желание помочь, а знаний нет, это плохо. Такой вывод я тогда сделал. Национальный Центр помог и методически. А позже был создан Якутский филиал Наццентра, который я и возглавляю сегодня.
Сегодня, пользуясь случаем, я хочу выразить слова глубокой благодарности всем, кто принимает участие в поисковой деятельности: кто составляет ориентировки, распространяет их по социальным сетям и мессенджерам, кто выходит с нами на активные поиски плечом к плечу, сопереживает и не остается в стороне. Это большое дело, которое мы делаем все вместе!
— Какие сегодня основные направления работы отряда?
— Мы ведем профилактику безнадзорности и деструктивного поведения. Дети должны понимать, что такое хорошо и что такое плохо. Безопасность – это норма жизни. И они должны осознавать, что есть вещи и ситуации, которые таят в себе угрозу. Деструктивная информация, которая сегодня гуляет по интернету, тоже опасна. Нужно понимать, что она грамотно выстроена и организована и направлена на уничтожение наших детей.
Национальным Центром помощи пропавшим и пострадавшим детям создана Лига безопасного интернета. Кроме того, сейчас выстраиваем работу с нашими пенсионерами. Зачастую они очень доверчивы, не разбираются в интернете, а этим очень легко воспользоваться. Ведь что такое интернет? Это сеть, паутина. Попасть в нее очень легко.
— Как налажено взаимодействие с другими регионами?
— Филиалы Национального Центра помощи пропавшим и пострадавшим детям есть в 45 регионах страны. Мы взаимодействует со всеми, но больше – с соседями-дальневосточниками. Уже были случаи, когда пропавших нерюнгринцев находили в Хабаровске, в Амурской области.
— А как с районами Якутии?
— Есть люди в Олекминске, Якутске, Алдане, Мирном. Но пока есть проблема с обучением. Мы еще учимся сами, а вопросы поисков очень серьезны. И на это тоже нужно время.
— Олег, какая у Вас цель в жизни?
— Я хочу, чтобы люди в Якутии не терялись. А каждый, кто потерялся, был найден.
— Спасибо за разговор. Успехов в вашей непростой деятельности!
Аксинья Луценко, фото из личного архива Олега Попова